Олег Северюхин - Чекистские фантазии. В это поверить нельзя, но и не поверить невозможно
– Николай Иванович, миленький, я уже устала и до Большого театра вряд ли доползу, – взмолилась Елена. – Может, отложим поход на завтра?
– Хорошо, – согласился я. – Давайте мы на метро доедем до станции площадь Дзержинского. Станция площадь революции в трех минутах ходьбы.
– Эта станция сейчас называется площадь имени лидера нации, – уточнил мой гид.
– Не все ли равно? Хотя, а метро чье имя носит? – спросил я.
– Сейчас ничье, но прорабатывается вопрос о присвоении ему имени лидера нации, – просветили меня.
Глава 12
После ужина я рано лег спать. Мне предлагали установить телевизор, но я отказался. Что можно увидеть по телевизору? Сводку новостей о лидере нации? Светские новости с участием лидера и его самого близкого окружения. То же и в газетах.
Лена пугается самых невинных вопросов. Не хочется ее подставлять под допросы и расспросы. У нас тоже так было, когда все иностранное рассматривалось чуть ли не как предательство родины. Тот, кто носит «Адидас», тот и родину продаст. Жора с Вовси (это фамилия такая еврейская) на досуге танцевали буги-вуги. Сегодня водку ты не пьешь, а завтра родине изменишь. Нет, это, по-моему, из другой оперы.
Кстати, красивая девка, а одевается как провинциальная канцелярская мымра из сороковых годов. Кому-то это покажется в диковинку, а мы все это проходили на своей шкуре.
Сейчас бы сюда мой старенький «Океан», чтобы через треск глушилок послушать то, что говорят о нас разные западные голоса. Половина – откровенное вранье, но зато вторая половина – реальное отражение того, что есть. Правду от вымысла отличить легко. Для этого не нужно иметь семи пядей во лбу, нужно только знать, чем живет наш сегодняшний труженик и все станет понятно.
Судя по первым впечатлениям, уровень жизни российских граждан в столице относительно ровный. Я еще не видел ночной жизни, когда на свет выползает все, что прячется от дневного света. Да и столица не показатель уровня жизни в России.
Москва всегда жировала. Пусть не всегда, но москвичам частенько отламывалось то, что провинциал в своей жизни не то что не пробовал, но даже и не видел, и не слышал ни разу. Вряд ли что изменилось и сейчас. Нужно смотреть и поменьше давать своих оценок. Как Лена подпрыгнула: вы издеваетесь или действительно так думаете? Значит, и у них в сознании или в подсознании тоже существует мысль, что не все так хорошо, когда любое место, куда ни плюнь, называется именем лидера нации. Странное дело, но я не видел ни одного милиционера и ни одного военного за исключением караула их кремлевского полка.
Сквозь сон я слышал скрип старого паркета в коридоре, как будто кто-то тяжелой поступью проходил по безлюдным коридорам. Где-то раздавалось хлопанье дверей. Иногда мостовая сотрясалась от проехавшей тяжелой машины. Мусоровоз, наверное.
Город жил своей жизнью. Своей жизнью жил каждый дом, каждая улица, каждый камень в мостовой. Все они хранили события прошлых лет и не могли спокойно держать свои тайны, пытаясь как-то сообщить, что они здесь и их нужно выслушать.
Что я здесь делаю? Ведь в масштабах государства я никто и звать меня никак. Чего со мной возятся как с важной персоной, которую нельзя никому показывать? Вроде бы свобода мне не ограничена, но живу я не в гостинице, а на какой-то конспиративной квартире или в конспиративном месте и сплю на казенном диване сталинского образца.
Вроде как лидер нации заинтересован в моем приезде и что-то связано с моими стихами. Но я же не Пушкин и не Лермонтов. Пушкин был известен и при жизни, а Лермонтова оценили по-настоящему после смертельной дуэли.
Неизвестно, как бы сложилась судьба у Пушкина и Лермонтова, если бы они не дрались на дуэлях и продолжали бы свою литературную деятельность до преклонных годов, будучи законопослушными подданными русского царя. И помнилась бы у одного сказка о царе Салтане и о работнике Балде, а у второго «Бородино», как у Льва Толстого «Война и мир», а остальное так, расписка пера для написания главного произведения.
Но я-то не был напечатан и поэтому не считаюсь как профессиональный писатель. Я самостоятельно публиковался на «Самиздате», да там только ленивый не публикуется. Что же тогда привлекло внимание ко мне?
Написал я в свое время стихотворение в девяти частях о событиях одна тысяча восемьсот двенадцатого года, о чем мне напоминал президент сибирской республики. Но какое отношение к сегодняшним событиям имеет это произведение? Перед самой аварией я писал, кстати, о лидере нации. Тогда этот вопрос только прорабатывался. Но опубликовал ли я это произведение, и куда оно делось, совершенно не помню.
Не знаю, есть ли сейчас в свободном доступе Интернет, и есть ли в личном пользовании людей персональные компьютеры. Дико звучит? Дико. Но я не видел ни одного человека с сотовыми телефонами. Перед тем, как я попал в аварию, у нас почти каждый житель страны имел сотовый телефон, чуть не половина работала с персональными компьютерами. Завтра попрошу себе компьютер, нужно записать заметки о Москве. Сейчас не запишешь, через день половину забудешь.
Глава 13
Утро красит нежным цветомСтены древнего Кремля,Просыпается с рассветомВся советская земля.
Написано это лет сто назад, а запоминается смаху и помнится навсегда. Хорошие стихи они и в Африке хорошие.
Встал, умылся. Оделся. Убрал диван. Семь часов сорок пять минут. Стук в дверь. Лена. Завтрак. Вкусно. Настроение прекрасное. Леночка рядом со мной пьет кофе.
– Надоел я вам, наверное? – говорю своему куратору-проводнику.
– Ну, что вы, с вами очень интересно, – отвечает она весело.
– Естественно, не каждый день приходится встречаться с реликтовым человеком, – подхватил ее игривый тон.
– Почему вы все время наговариваете на себя напраслину? Вы очень современный человек среднего возраста, – не согласилась девушка.
– И средней упитанности, – с улыбкой сказал я.
– А при чем здесь упитанность? – не поняла Елена.
– Да она совершенно не причем, – улыбнулся я, – это я просто вспомнил слова Карлсона, который живет на крыше и который тоже был среднего возраста и средней упитанности.
– Это ваш знакомый? Швед? А почему он живет на крыше? Он бездомный? – посыпались вопросы сотрудника госбезопасности.
– Да, знакомый, – подтвердил я. – И он, похоже, из Норвегии. Кстати, вы не могли бы мне устроить сотовый телефон, чтобы я мог с вами связаться в случае необходимости. Можно напрокат, как появятся деньги, я себе куплю «Нокию».
– К сожалению, сотовая связь у нас строго регламентирована и ею могут пользоваться только государственные служащие на уровне не менее начальника отдела в республиканском правительстве, – просветили меня о существующих правилах.
– А в чем причина регламентирования мобильной связи? – не понял я.
– В основном вопросы безопасности государства, – объяснила девушка. – Перед выборами 2007 года представители оппозиционных партий с помощью сотовых телефонов поддерживали тесные связи с иностранными государствами через их посольства в Москве, получая указания, что и как делать. Было еще много фактов враждебной деятельности с использованием средств мобильной связи, поэтому и было принято решение ограничить использование радиосредств. И сейчас используются только самые функциональные телефоны, где есть телефонная книжка и функция набора номера. Этого вполне достаточно для исполнения служебных обязанностей. Кроме того, ограниченное число телефонов легче контролировать.
– Действительно, контролировать легче, – согласился я. – И, возможно, меньше вредного воздействия радиоволн на мозг человека. А можно ли где-то арендовать ноутбук, чтобы немного поработать?
– Я доложу вашу просьбу, – официально сказала Елена. – Компьютеры у нас в основном находятся в офисах государственных учреждений. У кого есть допуск, тот может иметь дома зарегистрированный в соответствующих органах компьютер, потому что это приспособление для изготовления и размножения пропагандистских материалов.
– Неужели так строго? – не поверил я.
– Естественно, – в голосе девушки звучал металл сотрудника особого отдела, который в каждом военнослужащем видел иностранного шпиона или расхитителя военного имущества. – Для того, чтобы общество было стабильным, нужно изолировать возмутителей спокойствия и лиц, которые пытаются распространять буржуазную пропаганду среди жителей СССР.
– Это же невозможно. Информация пронизывает все слои общества и любой человек имеет право на доступ к любой информации, – получалось, что я говорил как диссидент.
– А нам это удалось, и наши люди ограждены от тлетворного влияния Запада, – торжественно сказала девушка.
